Печать льда - Страница 26

Длинные волосы Рина были черны, правда, отливали на солнце медью. Волосы Фейра сияли серебром, именно серебром, а не сединой, тускнея на висках оттенком топленого молока, выдавая стриженой патиной неведомо куда улетучившийся возраст. Лицо у Рина было чуть более вытянутым и подбородок легче и острее, чем у Фейра. Нос оставался прямым и ровным против выпятившейся переносицы и опустившегося кончика к презрительно оттопыренной губе у дяди, скулы плавнее, но главное – глаза. Глаза Рина были темны, в цвет волос, но никак не пусты. И уж точно в них плескалась ненависть, потому что именно она отражалась в зрачках богатейшего горожанина Айсы.

– Опять заболел немотой? – скривил губы Фейр и обернулся к замершим за его спиной четверым охранникам, каждый из которых был выше Рина на голову, словно говоря бравым молодцам: «Посмотрите же на неблагодарного!». – А ведь вроде бы не обижал я тебя, парень, никогда! С чего бы это вдруг такое неуважение?

Фейр говорил громко. Он умел говорить вроде бы не повышая голоса, но каждое его слово при этом было слышно, даже если бы он шептал. По неизвестной причине отложили чеканы медники, замерли покупатели и зеваки, утих даже полуденный говор за крепкими стенами вельтской харчевни.

– Что молчишь, Рин Олфейн? – все также громко произнес Фейр и добавил после долгой паузы, влив в голос притворную, но явную обиду: – Или мои заботы об умирающем Роде Олфейне, о тебе, неразумном, об обнищавшем доме старшего магистра, чьи долги я выкупил, дабы уберечь его от разорения, оскорбляют тебя? Разве я виноват хоть в чем-то перед тобой?

«Мерзость! – Рин едва не захлебнулся ненавистью. – Сытая, безнаказанная мерзость! Если бы не предупреждение Камрета, я давно бы уже проткнул тебя насквозь! Неужели ты думаешь, что здесь, в окружении нескольких десятков людей, на виду у всего города я буду отвечать тебе? Что я расскажу, как ты избивал старого Хаклика и плевал на ложе умирающего отца? Расскажу, как ты не единожды обыскивал дом Олфейнов, унося оттуда все, имеющее хоть какую-нибудь ценность? Как отправлял охранников в подвал выскабливать стены, чтобы ни одно гнездо заговоренного льда не пошло в рост? Расскажу, как получал от тебя пинки и зуботычины с того самого дня, когда отцу отказали ноги и язык? Или как ты в непонятной ярости выхватывал из ножен меч отца и уродовал клинок, рубя им грубую утварь и каменные своды дома Олфейнов?.. Нет, Фейр Гальд, я скорее захлебнусь в Гнили, но не сделаю ничего, что позволит тебе захватить должность старшего магистра и уничтожить дом Олфейнов! Ничего, как любит повторять мастер Грейн, чем сильнее жажда, тем слаще вода…»

– Вот так ты отвечаешь мне на заботу? – притворно качнул головой Фейр. – Вот так ты следуешь долгу крови и почитания старших? Я слышал, что ты нашел себе опекуна – даже не опекуна, а опекуншу? Уж не для того ли, чтобы рассчитаться с уличной девкой за неимением денег магистерским перстнем?

Рин почувствовал, что жар приливает ко лбу и щекам, закрыл глаза, чтобы сдержать рвущийся из глотки рев, и едва не упал. Колени и плечи свело от напряжения судорогой.

– Ты потерял разум, Рин Олфейн, – продолжал между тем Фейр. – Мне больно это тебе говорить, тем более здесь, у Северной башни, на одном из мест суда и чести. Но даже опекунство не спасет уже дом Олфейнов, который нуждается именно в спасении. Твоя подстилка, без сомнения, потеряет перстень, если его, конечно, не отрежут ей вместе с пальцем в какой-нибудь ночлежке. Она потеряет его точно так же, как ты потерял меч магистра! Или ты обменял его на эту заточенную кочергу? Она потеряет его точно так же, как ты потерял ключ от ворот Водяной башни! Вот этот! – Фейр вытащил из-за пазухи тяжелый бронзовый ключ и поднял его над головой. – Его нашли в притоне в Поганке!

«Врешь!» – попытался закричать Рин, но тут же понял, что не может вымолвить ни слова. Он даже не мог шевельнуться! Неведомая сила стянула силками его руки и ноги, и окаменевший во рту язык не лишил его дыхания только потому, что и грудь его не вздымалась! Он словно обратился в деревянного болвана, на котором старина Грейн учил будущих защитников Айсы отрабатывать приемы с мечом!

– Скажи-ка, парень, – наклонился к взмокшему от пота Рину Фейр, пряча ключ за пазуху. – Разве я заслужил такое отношение? Разве дом Олфейнов заслужил позор и бесчестье?

– Ммммм! – затрясся, пытаясь разорвать оцепенение, Рин.

– Еще и дергаешься? – искренне удивился Фейр и неслышно для окружающих, но быстро и внятно вымолвил, не шевеля губами: – Я убил твоего отца, щенок! Жаль, что я не могу убить тебя! Законы Айсы пока не позволяют поднять с земли звание магистра, если у умершего нет прямых родственников. Ты сам обрек себя на муки, отказавшись от моего опекунства, как обрек на муки отца, более пяти лет не давая ему умереть назначенной мною смертью! А теперь дыши, пока я не перерезал тебе глотку.

Последнее слово Фейр произнес чуть громче и дунул в лицо Рину. В тот же миг тело вновь стало повиноваться сыну Олфейна. Его тело ожило, словно прорвавшая запруду вода.

Рин не сказал ни слова. Он зарычал, как выбравшийся из западни зверь, и бросился на обидчика. Он выхватил из-за пояса кинжал и ударил в отвратительное, усмехающееся лицо, надеясь вонзить клинок в горбинку между пустых глаз, но не попал. Фейр сделал легкое движение головой в сторону, и клинок скользнул мимо. Клинок рассек только край мочки уха, но в пустых глазах пылало торжество, словно дядя собственноручно отметил глубину царапины, а в следующее мгновение сразу несколько человек охнули, и крепкие руки охранников Фейра Гальда сковали обезумевшего Рина Олфейна надежней кандалов у пыточного столба.