Печать льда - Страница 34

К удивлению Олфейна, они с Орликом смогли сесть на мягкие лавки, сбросить сапоги и опустить ноги в корыта с теплой водой. Светильник, мерцающий на низком столе, затрепетал, та же или другая фигура склонилась над столом в поклоне и исчезла, оставив два кубка, наполненных подогретым вином.

– Это оружейная лавка? – вытаращил глаза Рин.

– Это лучшая оружейная лавка, которую я видел собственными глазами, а повидал я немало. – Орлик отхлебнул из кубка. – Мой топор, моя пика, – вельт распустил перевязь и с грохотом положил оружие позади себя, – куплены здесь. И поверь, что они переживут еще и меня самого, конечно, если я не вознамерюсь засунуть их какому-нибудь демону в задницу. Но кроме всего прочего, парень, вот эта самая комнатушка – одно из тех редких мест, где можно поболтать, не опасаясь, что тебя услышат. Есть у меня, правда, похожая харчевня на примете, но, к глубочайшему сожалению, ее мы пока отложим. Мне кажется, что у тебя накопились ко мне вопросы. Спрашивай, сын Рода Олфейна! Не обещаю ответы, но вопросы выслушаю.

Не прошло и десяти минут, как Рин уверился, что Камрет рассказал ему правду. Впрочем, Орлик, хотя и казался болтуном, говорил скупо, но главное Олфейн все-таки понял: опекун ему не привиделся, и он действительно оказался бабой, а если точнее – женщиной удивительной красоты.

– Сначала мне было не до того, чтобы разглядывать, за чьи руки ты уцепился, парень, – неторопливо вещал, потягивая вино, Орлик. – Я даже поначалу и расцеплять вас не стал. Камрет попросил меня сыграть роль твоего опекуна, ну да я слегка задержался. Поэтому оказался на перекрестке только к концу охоты, когда не только добыча настигнута, но уже и шкура содрана. Ты едва стонал, напарник твой, в котором я под копотью бабу сначала и не разглядел, вообще спал, можно сказать, здоровым сном. Что делать? Поднял я вас на плечи вместе с барахлишком да побрел степью в обход Поганки, которая этой ночью мне сильно не понравилась, к Восточным воротам. Добрался до города, а там уж и Кривая часовня была недалека. Солюс ждал, как уговорено. Правда, мне показалось, что он надеялся в качестве твоего опекуна увидеть кого другого, но я его носом ткнул в перстень, потом в метки поганого пламени, которых на руках у девки в избытке оказалось, тут она в себя и пришла. Надо сказать, я еще по дороге даже сквозь доспех ее почувствовал, что уж больно мягок груз у меня на одном плече. А как в часовне тряпку с лица ее соскоблил, да глазищи она свои открыла, хотел бы соврать, да не сумею. Что бы ни сказал, все правдою окажется: красивее той девки никого пока еще не встречал!

– Так, может, Фейр уже нашел ее? – нахмурился Рин. – Он у вельтской харчевни орал, что я променял магистерский перстень на слободскую шлюху.

– Вряд ли, – отмахнулся вельт. – Поверь моему чутью, если бы он ее нашел, весь город бы уже об этом знал. Да и не посмел бы назвать ее шлюхой даже Фейр, если бы хоть раз на нее взглянул. Она как глаза открыла, сразу зверьком в комок сжалась. Правда, в лицо мне не смотрела, в пол взглядом уперлась. Я и моргнуть не успел, а она уж из-за спины мечи свои кривые выхватила да к горлу мне приставила. Честно тебе скажу, первый раз почувствовал, что не сам я собственной жизнью распоряжаюсь.

– А потом? – как завороженный спросил Рин.

– Потом?.. – задумался Орлик. – Потом все как-то перемешалось у меня в голове. Эта девка словно мозги из меня вышибла. Да не этим шлепком. – Вельт осторожно потрогал щеку. – Этим шлепком она мне их обратно вправила. А тогда она только вполглаза присмотрелась к моей роже, усмехнулась, мечи за спину вернула – никогда не видел, чтобы их оттуда в схватку тягали, – да тут же к чаше отошла, из которой храмовники воду черпают, чтобы паству обрызгать. Сначала припала к ней, как олениха после загона, а потом начала умываться да на шею себе плескать: все-таки воняло от нее, как не от каждого расслабленного пахнет. А когда Солюс возмутиться попытался, она так на него посмотрела, что он чуть язык не прикусил. Тут и я потом покрылся. Тяжелый у нее взгляд, парень! Но так, как она смотрела на поганое пламя… Я хоть и не соображал тогда уже почти, но ненависть ее разобрал. Такая ненависть в ее взгляде была, что, если бы даже Камрет попытался меня уверить, что она и есть Хозяйка Погани, никогда бы я не поверил!

– Не Хозяйка она! – подал голос Рин. – Я бы почувствовал…

– Да, но поганое пламя потушила, – усмехнулся Орлик.

– Как это? – Рин едва не вскочил на ноги, забыв о слабости и корыте.

– А вот так, – сузил глаза вельт. – Соединила ладони, стиснула их, пламя и потухло! Тут Солюс от страха и завыл в голос. Но недолго она так держалась. Разжала кулаки, огонь аж до купола взметнулся, не сразу и успокоился. А девка-то только кивнула сама себе, мол, поняла.

– А я? – не понял Рин.

– А что ты? – хмыкнул Орлик. – Ты, парень, лежал себе да постанывал. Солюс пока, как положено, отпел гимны твоему отцу, а там уж и делатель прибежал. Проспал, бедолага, но ярлыки все составлены были, оставалось имя вписать. Ну я и подошел к девке, показываю на перстень и говорю, что опекунство надо заверить. Она не поняла сначала, на тебя посмотрела, на палец свой. Я уж на всех языках к ней. Хорошо еще ярлык был написан на уставном языке – ну, на старом, на котором все учеты в магистрате ведутся. Так она долго губами шевелила, лишь потом имя свое назвала и палец зачернила да приложила внизу. А Солюс что-то делателю нашептал, так тот от усердия или от страха тут же и гостевой ярлык ей вычертил. Потом-то уж все как-то сладилось. Я у Солюса тележку взял, тебя на нее погрузил и покатил к Северным воротам. Там Камрет должен был ждать. Делатель посеменил, как уговорено было, к магистру Жаму, чтобы к утру все закончить, а девка…