– Уел! – расхохотался травник и снова поскреб затылок. – Хорошо, ты не стал извлекать соль мудрости из присказки, а распластал ее и доказал мне, что мудрости в присказке не так уж и много. Тогда и я распластаю твое целительство и докажу, что глупости в нем много меньше, чем геройства.
– Я вижу только одну глупость, на которую иду сознательно! – гордо выпрямился Рин. – Храм запрещает колдовство без ярлыка. Ну так знай, почтенный травник, колдовство колдовству рознь, и запрет Храма исцелять людей еще большая глупость, чем нарушение запрета! Или ты хочешь оспорить мое мнение? Я готов повторить его в лицо любому храмовнику!
– А вот это уже полная глупость, – нахмурился Ласах. – Она сродни попытке засеять зерном безжизненную каменистую пустошь, над которой не идут дожди, в плоти которой нет ни горсти плодородной земли и ни одной водяной жилы, чтобы выдолбить над ней колодец. В любом случае, если хочешь научить волка обходиться без свежего мяса, завяжи ему пасть, прежде чем приступишь к спасительным беседам. И все же имей в виду, что он попытается отведать свежего мясца в тот самый миг, когда его зубки снова смогут щелкать. Но я не волк, не храмовник и не доносчик. И даже не обиженный травник, которого ты лишаешь небольшого, но законного приработка. Я просто лекарь, который зарабатывает на болезнях, но не слишком радуется, когда люди болеют. Я радуюсь, когда они выздоравливают! Я приятель Грейна и хороший знакомец твоего наставника. Конечно, если ты таковым его считаешь, Камрета. С ним так приятно поболтать за кубком пива с копченым рыбцом! Особенно если не бросать на удачу кости. Сочти мое приятельство с Камретом его дружеским благоволением к моим словам, я знаю, что ты чтишь мнение старика. Так вот, ответь мне, что ты сделал только что?
– Победил четверых парней, каждый из которых старше меня! – гордо сказал Рин. – Я очень быстр. Никто не может опередить меня! Потом я вылечил мозоль одному из них.
– Не буду обсуждать твои победы, хотя стоило бы гордиться, если бы ты победил четверых, каждый из которых быстрее тебя. Ну да пусть об этом беспокоится Грейн, – вздохнул Ласах. – Лучше скажи, что будет с ногой этого парня через неделю?
– Ха! – рассмеялся Рин. – Через неделю я опять буду лечить ему сбитые ноги, он никак не привыкнет к сапогам!
– Он так никогда не привыкнет. – Ласах сложил руки на груди. – Ведь ты уже не первый раз избавляешь его от мозолей? А вчера ты избавил сына корзинщика от насморка, хотя к концу недели его насморк прошел бы сам. Но, когда Грейн снова выгонит ваш десяток под дождь, у сына корзинщика опять начнется насморк. На той неделе у одного паренька случился сильный кашель и начался жар. Я составил ему отвар для облегчения дыхания и питье, чтобы отходила слизь из груди, но ты вылечил его за полчаса безо всяких снадобий, хотя и сам провалялся потом без сил половину дня. Вот я и хочу спросить тебя, парень, отчего ты сражаешься с четырьмя соперниками, а не встанешь ровно, не опустишь меч, пусть даже деревянный, и не дашь им поразить тебя так, как им удобно?
– Но так они никогда не научатся сражаться! – возмущенно воскликнул Рин.
– А с твоим целительством они никогда не научатся выживать и побеждать болезни! – понизил голос Ласах. – Или Грейн стоит за спиной каждого из вас и поддерживает его за шиворот, чтобы – спаси неразумных Единый! – кто-то из его подопечных не подвернул ножку? Или ты со своим целительством будешь сопровождать сверстников, словно пастух стадо, до самой их смерти? Я готов согласиться, что твой дар бесценен, когда жизнь начинает лететь, словно камень с горы, и каждая секунда становится равна по важности году! Я не стану спорить, что порой мгновения решают, жить человеку или нет, что иногда надо просто удержать его над пропастью. Я даже уверен, что есть болезни и напасти, с которыми человеку не справиться без помощи лекаря и такого умельца, как ты, как и в том, что есть болезни и раны вовсе не подвластные ни лекарям, ни магам. Но пытаться усыпать дорожку человека мягкими перинами и подушками – это все равно что убивать его! Ты понял?
Рин, нахмурившись, молчал.
– Думаю, что понял, – похлопал его по плечу Ласах. – Но это только первая твоя глупость. Опустим пока твое желание разбираться с храмовниками. Есть еще, и даже не одна. Как ты думаешь, отчего Грейн не дает вам стальные мечи? Неужели только из-за того, что не хочет порчи клинков? Или у него нет старых мечей?
– Он жалеет не мечи, – проворчал насупленный Рин. – Он боится, что мы покалечим друг друга. Даже когда мы сражаемся палками, он заставляет нас надевать на головы стеганые шлемы, и то мы не обходимся без синяков. Правда, однажды мы тайком взяли мечи…
– Знаю, знаю, – скривил губы Ласах. – И тебе пришлось залечивать распоротое предплечье твоему сопернику! И ты залечил его, но сам потерял сознание, и уже мне стоило немалых трудов удержать тебя на краю жизни. Я запомнил тебя, хотя Грейн и не объяснил мне тогда причины твоей слабости. Вот она, вторая глупость. Ты сражаешься деревянным мечом во дворе казармы, а когда занимаешься целительством, хватаешься за стальной, хотя в магии еще более неумел, чем в фехтовании! А ведь когда магию называют оружием, забывают, что в первую очередь это оружие, обращенное против самого мага! Это воин ухватывает меч за рукоять, маг всякий раз берется голыми руками за обнаженное лезвие. Вот почему магии учатся много дольше, чем воинскому мастерству, и дается она не каждому! Только не говори мне, что это рассуждения для твердозадых школяров, что есть те, кто схватывает на лету, те, кого Единый отметил прикосновением еще в утробе матери! Да, бывает и так. Но как бы ты отнесся к воину, который стоит с самострелом у бойницы крепостной стены, но прячется не за ростовой щит, а затыкает бойницу собственной задницей? А ведь ты поступаешь точно так же! Вместо того чтобы разбудить силу того, кого ты исцеляешь, вместо того, чтобы заставить его жить, ты вливаешь в него свою силу, делишься своей жизнью! А ведь всему рано или поздно приходит конец! И твоя юность, которая позволяет тебе восстанавливать силы за ночь или за день, не бесконечна! К тому же однажды ты вычерпаешь слишком много и ухнешь в ту самую пропасть, над которой будешь держать на весу того, кого пытаешься спасти! И прикосновение Единого, которым ты, может быть, и отмечен, не удержит тебя от гибели!